Суфлер МХАТа, матрос Айртон и "Кон-тики"

Тренировать можно любые свойства, любые ощущения, и тренировка способна привести в действие поразительные резервы. Мы уже говорили, как чутки к оттенкам цвета опытные сталевары или текстильщики - это результат многолетней тренировки.

Когда американские психологи научили кливлендских железнодорожников правильно ощущать расстояние и скорость, число катастроф снизилось на треть.

Тренируют железнодорожников и у нас. Когда-то, в эпоху рождения паровоза, высказывалось опасение в том, что эта огнедышащая машина, развивающая бешеную скорость, расстроит психику машиниста и пассажиров. Сегодня, когда скорость локомотивов возросла в пять раз, эти высказывания вызывают улыбку. Тем не менее тренировка необходима.

Переход на повышенную скорость порождает у машиниста эмоциональное напряжение: поза его становится напряженной, он начинает пристально следить за своими движениями и быстро утомляется.

Суфлер МХАТа, матрос Айртон и 'Кон-тики'

Машиниста тренируют на специальной установке, имитирующей движущийся с большой скоростью локомотив. Машинист смотрит в окно. Окно - это экран, на который проецируется фильм - летящий навстречу ландшафт. Мелькают столбы, дома, деревья, мелькают светофоры - зеленый огонек, еще зеленый, еще... Но вот мелькнул красный - надо тормозить! Снова зеленый, зеленый, зеленый, опять красный! Машинист не заметил его - тренировку придется продолжить...

Эти занятия ведутся в Москве, в Институте железнодорожной гигиены. Подобным же образом тренировали операторов- дежурных по станции и диспетчеров - в Перми.

Во время учебной практики будущие операторы наблюдали за тем, как работает опытный дежурный. Они видели только внешнюю сторону этой деятельности - манипуляции с кнопками, телефонные переговоры. Для них оставались скрытыми те процессы планирования, расчета и анализа, которые протекают в голове дежурного и служат основой его мастерства. Процессы протекают мгновенно, и оператор, создавший оптимальный план решения задачи, даже сам не может объяснить, как этот план у него возник. Неудивительно, что молодые инженеры, окончив институт, долго не могли приступить к самостоятельной работе, хотя прекрасно знали и пульт и все правила.

Тогда психологи, сотрудники Пермской лаборатории, сконструировали установки для обучения диспетчеров и дежурных. Установки воспроизводили сложные производственные ситуации, будущий оператор сам анализировал их и сам вырабатывал наилучшие приемы и правила.

Вскоре такие же тренажеры были созданы и для аппаратчиков химических заводов. И люди стали быстро овладевать сложной профессией оператора, требующей не одних лишь точных реакций, но и развития так называемого оперативного мышления. В ходе такого мышления человек должен не только быстро отреагировать на сигнал, но и воссоздать в уме образ ситуации, которую он видит, и новый образ новой ситуации, которая получится после того, как он примет решение.

Вообще смена ситуаций, среди которых встречаются аварийные, лежит в основе всякой тренировки операторов. Тренажер - это модель операторского поста. Перед человеком доска, на доске вспыхивают лампочки, образуя различные комбинации, благоприятные и неблагоприятные. В случае не благоприятной комбинации, означающей, скажем, "пробку" на станции или внезапное ухудшение работы химических аппаратов, надо быстро сообразить, что предпринять, и нажать на соответствующие кнопки. Комбинации сигналов могут создавать на доске и тренер-психолог, и логическая электронная машина.

Когда оператор пройдет курс тренировок и у него разовьется оперативное мышление, он уже не будет читать доску "по слогам", просматривая сигналы один за другим. Одним взглядом он охватит картину целиком. Так мы, натренировавшись в быстром чтении, невольно забегаем вперед, перескакиваем через буквы и слова, читаем "по диагонали", даже не читаем, а просматриваем текст. Привычное сочетание элементов на странице показывает нам сразу, что тут нет необыкновенной информации. Но вот экстренное сообщение, и мы уже не скользим взглядом, мы вчитываемся.

Тренировка пробуждает еще одно наше, чисто человеческое свойство, которое психологи называют предвосхищением. Прибор еще недвижен, лампочки темны, а оператор знает: сейчас поступит важный сигнал. Откуда он знает? В его памяти сложилась модель тех комбинаций сигналов, которые предшествовали важному сигналу. А сейчас как раз была одна из таких комбинаций. Надо приготовиться! Так и есть!

Опытный оператор предвосхищает события. Этот процесс, как говорят психологи, происходит за порогом сознания. Но в нем нет ничего таинственного, это просто действие механизмов памяти. Глядя на обильную утреннюю росу, мы знаем, что день будет жаркий. Мы живем в окружении признаков, очень точно информирующих нас о будущих событиях, но чем чаще мы с ними сталкиваемся, тем реже осмысливаем их, реагируя уже почти машинально. Человеческая медлительность (по сравнению с машиной) превосходно возмещается подсознательными процессами, освобождающими наше сознание от "черновой" работы, и нашей способностью к воображению и обобщению. Различать и отбирать главное, угадывать события помогает нам и профессиональный опыт, который дает тренировка, и опыт всего человечества, неприметно запечатленный в нас великим естественным отбором.

Внимательный читатель по некоторым признакам мог бы, например, предвосхитить развитие темы нашего повествования. Уже не раз мы упоминали про авиацию и про летчиков. В следующей главе вы обнаружите, что инженерная психология- родная сестра нынешней авиации, что она и родилась-то в кабине самолета. Но это в следующей главе, а сейчас мы, поступившись хронологической последовательностью, введем в повествование мотивы космические.

Следя за развитием космических исследований, за полетами космических кораблей вокруг Земли и автоматических станций к Луне и Венере, мы редко задумываемся над той непосредственной, сегодняшней пользой, которую приносят нам эти исследования. А польза эта огромна. Все знают о космическом телевидении, но трансляция телепередач не самый большой и не самый главный подарок от спутников. И метеорологическая служба, и геологические изыскания с помощью спутников - тоже не самое главное. Самое, на мой взгляд, главное и значительное в том, что космические задачи послужили толчком к развитию научных исследований во всех областях- в высококачественной металлургии и химии (космосу понадобились новые материалы и сплавы с особыми свойствами), в математике и кибернетике (без точнейших вычислений, опережающих полет, немыслим ни один запуск), в точной механике и радиоэлектронике (тысячи разнообразных миниатюрных приборов!), в радиосвязи и телеметрии.

И все новинки науки и техники, рожденные для задач уникальных, вначале единственных в своем роде, продолжают потом жить на земле, служить земным задачам. Открытия, сделанные в условиях экстраординарных, необычных и ради целей особенных, нередко долговечнее и значительнее прочих: они опережают время.

Такое же благотворное воздействие оказывает космос и на инженерную психологию, а с нею и на условия труда операторов. Недаром тот же Чапанис сказал по поводу полетов Юрия Гагарина и первых космонавтов: "Для нас самое важное, что эти полеты - триумф инженерной психологии".

Я думаю, с Чапанисом вполне согласится знаменитый наш космический психолог Федор Дмитриевич Горбов, чьи эксперименты стали теперь одной из частей методики отбора и тренировки космонавтов. Согласятся с этой мыслью и сами космонавты.

Один из таких экспериментов описывает врач-космонавт Борис Егоров. Рассказ относится к дням его первого знакомства с космической психологией:

"Горбов оставил меня в комнате, где было много книг. Минут через тридцать он принес белый халат и сказал, что получил разрешение кое-что мне показать. Я уже знал, что Горбов - психолог, и не удивился, что наша экскурсия началась с лаборатории психологии. В лаборатории висели различные таблицы, стояли магнитофоны и незнакомая аппаратура. Горбов обратил мое внимание на лист ватмана, разбитый на квадраты. В эти квадраты в самом случайном порядке были вписаны цифры: от единицы до двадцати пяти. Цифры шли в два ряда: красные и черные.

В комнату вошел испытуемый. Он взял указку и, находя черные цифры, одновременно в обратном порядке стал искать и красные.

- Единица - черная, двадцать пять - красная. Двойка - черная, двадцать четыре - красная.

При счете 12 - черная, 13 - красная неожиданно включился магнитофон и громкий голос стал называть цифры из той же таблицы, сбивая испытуемого. Тот сбавил темп и, пытаясь заглушить магнитофон, повел счет громче и, наконец, безошибочно закончив таблицу, облегченно вздохнул. Его лицо мне запомнилось. Потом я уже встречался с ним как с членом отряда космонавтов. Я был одним из сменных врачей, когда он "отсиживал" 15 суток в сурдокамере, а еще позже я стал бывать у него дома. Но все же я не мог предположить, что мы вместе полетим в космос. Я рассказываю о Владимире Комарове".

Для чего же Владимиру Комарову и всем его товарищам пришлось пройти такое нелегкое испытание?

В своей работе "О помехоустойчивости оператора" Горбов ссылается на Станиславского (ассоциации психологов, как всегда, неожиданны; мы знаем, что они часто простираются в сферу литературы и искусства). Станиславский рассказывал о хорошем и плохом суфлере. Хорош тот суфлер, который умеет весь вечер молчать и скажет слово лишь в критический для актера момент. Плохой же суфлер "шипит все время без остановки и ужасно мешает... точно влезает через ухо в самую душу".

У космонавта, как и у летчика, тоже есть суфлеры. Только хороший суфлер - это он сам, а плохой - это целая серия запросов с земли, цепь дополнительных корректирующих команд, куча радиопомех - словом, все то, что в теории информации именуется шумом.

Сравнение с суфлером очень условно. Космонавту не подсказывают забытое, он все отлично помнит. Просто особенности космических полетов таковы, что пилоту и людям на земле нужна постоянная связь. Люди спрашивают его о самочувствии, о том, как работают двигатели, что он видит. Такая связь даже необходима психологически: пилот не должен чувствовать себя затерянным, оторванным от дома. Он слушает, он разговаривает, но он и управляет кораблем. Он, как Цезарь, делает одновременно несколько дел. Чтобы научиться этому нелегкому искусству, и нужна такая тренировка, которую придумал Горбов. Это тренировка совместной и перемежающейся работы органов чувств и тренировка воли, в первую очередь воли - замечай все и слушай все и не раздражайся, не сбивайся, принимай все, как должное. Тяжело в ученье - легко в бою.

Бои ведь разыгрываются не только в небе, но и на земле. Разве не напомнили вам действия космонавта работу дежурного по станции? И у диспетчера аэропорта обстановка точь-в-точь такая же: он одновременно разговаривает с несколькими самолетами, смотрит на экран локатора, наблюдает за табло, слушает (и если надо, не слышит) разговоры в диспетчерской. Ко всему этому надо привыкнуть.

Борис Егоров упомянул об "отсиживании" в сурдокамере. Это тоже испытание воли. Будущий космонавт полностью изолирован от мира. Он передает лишь сведения о себе - при помощи лампочек сигнализирует о том, что проснулся, что позавтракал, выполнил задание. Но ответов он не получает и не знает, приняли ли его сигналы. Это очень суровое испытание: абсолютное отсутствие общения с людьми противоречит самой натуре человека и тяжело отражается на нервной системе. Вспомните, какую душевную травму перенес матрос Айртон, высаженный капитаном Грантом на необитаемый остров, с каким он трудом вернулся к нормальному человеческому состоянию и поведению. Испытание усугубляется абсолютной тишиной, царящей в сурдокамере, а человеку обязательно необходим шумовой фон, отсутствие звуков угнетает нервную систему.

Пройдя через сурдокамеру, космонавт не растеряется, если внезапно прервется связь с землей. Не растеряется и оператор, командующий каким-нибудь комплексом автоматизированных агрегатов, построенным вдали от города. В работе космонавта и оператора, который управляет, например, рудником, добывающим металл из океана, рудником-автоматом, будет много общего.

Конечно, не все космонавты переносили пребывание в сурдокамере одинаково. Но в общем испытание было выдержано успешно. Рассказывают, что Андриян Николаев сначала не умел просыпаться вовремя, потом научился. Научился он и дремать в свободное время, - это свидетельствовало о полном равновесии нервной системы. Помню, как всех поразило сообщение о том, что Герман Титов преспокойно спит в космическом корабле, а ведь перед этим он себя неважно чувствовал, попав в состояние невесомости. Я тогда думал, что ни за что бы не заснул в столь необычной ситуации. А Титов спал и проспал не то шесть, не то семь часов. Как было положено "по программе". Вот что значит натренированность!

Космонавты, по-видимому, редко будут летать в одиночку,

лись они друг к другу так: "Господин начальник экспедиции!" и "Господин главный штурман!"

В одном из польских фильмов, кажется в "Героике", есть такой эпизод. Польские офицеры заключены фашистами в концлагерь. В бараке все держатся друг друга, все стараются друг другу помогать. И лишь один держится замкнуто. Он даже построил себе ящик из фанеры и живет в нем. Он ни с кем не разговаривает и никого не выносит. Ему тяжело, он серьезно психически болен - у него отвращение к товарищам. Отвращения этого не было до тех пор, пока их всех не заперли в барак; он был отличный товарищ, храбрый и веселый офицер. И он не выдерживает. Он выходит из барака в запретную зону, навстречу смерти. И падает, сраженный пулей.

Психологи знают это. Психологическая совместимость не выдумка. Это проблема времени. Ее выдвигает техника. В кругосветные путешествия отправляются атомные подводные лодки, ни разу они не всплывают на поверхность. Легко ли это вынести экипажу? Бродят в тайге маленькие группы геологов, живут на льдинах зимовщики. Скоро возникнут заводы-автоматы, или те же рудники, или атомные станции в тайге. Там будут подолгу работать крошечные коллективы операторов. Космонавты отправятся на Луну и на Венеру. Полет будет продолжаться несколько месяцев, а потом и несколько лет. Так что же? "Господин начальник экспедиции"?

Нет! Нужен отбор, нужна тренировка. И советские ученые проводят уникальный эксперимент - имитируют четырехмесячный полет в космос. Сто двадцать дней люди работают в герметической камере, работают дружно и с честью выполняют программу исследований.

Только исследовать особенности будущих космонавтов и сформировать из подходящих людей экипаж -этого мало. Надо посмотреть, как люди будут выполнять одновременную и взаимосвязанную работу. Инженерные психологи придумывают особую управляемую систему устройств, с помощью которых людям, помещенным в сурдокамеру, задается такая работа. Это групповой отбор и групповая тренировка, идея которой основывается на известном нам свойстве большой системы "1 + 1=3". Группа - не арифметическая сумма характеров, а единый организм со своими закономерностями и свойствами. Тут нужны не только общительность, дружелюбие, не только терпимость, но и взаимные симпатии. Человек- часть системы "люди и автоматы". Психологи знают, что человек реагирует на разные события в одиночку и в присутствии других неодинаково. И неодинаково с одним партнером и с другим. Систему, то есть коллектив, необходимо "отработать" на модели (космического корабля, подводной лодки, дрейфующей станции, операторского поста с несколькими пультами), а потом уже "запускать в производство".

И системы "отрабатываются". Инженерные психологи отбирают людей, изучая их характеры, тренируют их на совместной работе, где тоже изучаются характеры, вернее, проявляются характеры. И в космос, в глубины океана, в арктические пространства отправляются великолепные, слаженные коллективы исследователей, такие же дружные, как папа-нинцы, как экипаж "Кон-Тики", как Егоров, Феоктистов и Комаров.