Мойте руки после еды

"Автогенмаш" и другие заводы принимаются за уборку. В цехах после смены гудят грязеуборочные машины. Но машина не выход из положения. Чтобы отчистить и отмыть асфальтовый иол, впитывающий, как губка, эмульсии и масла, а с ними и пыль, машина должна пыхтеть над ним с утра до ночи. Выкинуть этот асфальт! Куда лучше пол из цементированной мраморной крошки. Хотя нет: гигиенично, но некрасиво. Лучше всего пластик релин или пластобетон. Пластобетон можно самим приготовить и добавить в него можно любую краску. Хочешь - будет вишневый пол, хочешь - оливковый, хочешь - шоколадный.

'Автогенмаш' и другие заводы принимаются за уборку

Когда я в последний раз был у Вилиса Лакшевица - главного механика рижского завода "Саркана звайгзне", он прочел мне целую лекцию не о новых своих станках, не об автоматике и не о быстроходных изящных мопедах, которые делают на этом заводе, - он прочел мне лекцию о пластобетоне.

Он только что побывал у вильнюсских химиков, раздобыл у них рецепт пластобетона и начал уже отовсюду выковыривать этот проклятый асфальт.

- Знаете ли вы, что такое пол, который можно быстро вымыть? - В голосе Лакшевица слышались патетические нотки. - Это значит, что люди перестанут кашлять, чихать, вытаскивать из глаз соринки. И это значит, что мои станки тоже перестанут кашлять, ломаться каждую неделю и гнать брак - ведь в них тоже не будут попадать соринки. Вот что такое чистый пол!

- А окна? - спросил я. - Пол вы отмоете, а окна?

- Ох уж эти окна! - сказал главный механик и расстроился.- Что мне с ними делать! Плакать хочется.

Заплачешь. Не мыть их нельзя, хоть раз в месяц, потому что, как определили всезнающие гигиенисты, за месяц прозрачность стекол в механическом цехе снижается на треть, а в литейном на половину. Полумрак, только рабочие места освещены лампочками, от такого света глаза устают, портится зрение. Отведешь глаза от станка - ничего не видно, а тут, может, на тебя кран ползет. Но как мыть окна, если они покрыты пленкой из мельчайших частичек пыли и масла, она приросла к стеклу, и самый могучий растворитель ей нипочем. Чаще надо мыть, чтобы не успевала прирасти! Легко сказать: окно либо во всю стену, либо тянется лентой под потолком, а есть цеха длиной метров триста. Люди бывалые вспоминают по этому поводу собор Святого Петра в Риме, который так велик, что не успеет одна бригада каменщиков закончить ремонт, как другая уже начинает новый. Вот, оказывается, над чем приходится ломать голову рабочим, инженерам и директорам! И строят в цехах мостки с лесенками - вроде постоянно действующих строительных лесов. Или взбираются наверх на подъемниках и на вышках, именуемых телескопическими; вы, наверно, видели такие вышки в метро. И драют стекла едким раствором, который накачивается по шлангу сжатым воздухом. А внизу стоят бачки и компрессоры на колесиках, и уже не разберешь, чего больше в цехе - главных машин или уборочных.

Экономисты же усмехаются: дешевле вставлять новые стекла, чем отмывать старые. Не стекла нужны, а стеклоблоки или ограждения из стекложелезобетона. Их можно мыть прямо из шлангов, не боясь, что разобьются. Как с полом: не асфальт, а пластик. Но и это не выход, выход в том, чтобы закрыть все источники пыли и грязи.

А на производстве пылит все - уголь, кварц, свинец, пластмассы, шлифовальные круги... Все пылит, чадит, и кое-где людям приходится даже работать в противогазах-респираторах. Какие уж тут краски - света не видно. Заткнешь фонтан пыли в одном месте, а он уже бьет в другом, да и пыль бьет не простая, а ядовитая, вредная. Много лет во всех литейных цехах отливки очищали от разных наростов молотком и зубилом - адская была работа. Наконец догадались заменить зубило струей песка. Все были в восторге, а потом восторг увял: за пескоструйкой возник страшный призрак силикоза, легочной болезни. Пришлось песок заменить дробью.

В обрубном отделении чистота, зато на формовке - смрад и дым. Любой стеклоблок почернеет за полчаса - только и останется, что наблюдать сквозь него солнечное затмение. Это чадит горелая земля, которая ползет по транспортерам в зем-леприготовительное отделение. Что делать? Еле-еле удалось упрятать эту землю в трубы, теперь ее гонит сжатый воздух.

Мойте руки после еды

Литейщики довольны: в цехе светло, чисто, можно подумать и об окнах и о стенах. А токари, сверловщики, фрезеровщики, главный отряд машиностроителей - эти еще воюют. У них свой враг, опасный и коварный, - стружка. Триста килограммов стружки "вырабатывает" в день многорезцовый автомат, краса и гордость станкостроителей, а все станки в стране перегоняют ежегодно в стружку пять миллионов тонн металла. Это горы лома, источники опасных травм. Вот она, стружка, бежит из-под резца "веселым ручейком", как любят выражаться репортеры, вот уж она опутала деталь, станок "и лезет прямо в глаза. И догадливые изобретатели пускаются на всевозможные ухищрения: особые лунки в резцах завивают стружку в безопасную спираль. Но это завивается стальная стружка, а чугунная или бронзовая крошится в пыль и засоряет глаза, забирается в легкие. Тогда на станке появляется пылесос - прямо из-под резца стружка отсасывается в бункер. Теперь как ее вывозить? На тележках не управиться. Сыплют ее через люки в полу на транспортеры, и стружка выплывает из-под цеха во двор.

Но лучше всего придумали на Вильнюсском заводе сверл. Неспроста инженер Сакявичус всем гостям демонстрирует первым делом комнату под цехом. Туда по трубе сыплется стружка, и пресс сдавливает ее в брикеты - кусочки размером с пирожное. В таком виде она никому не опасна, ее удобно перевозить и удобно переплавлять. А в цехе висят в горшочках цветы и не чахнут, и пол не черный, и стены не серые.

Нет, неспроста вас ведут в Вильнюсе в эту комнату с прессом, а в Риге рассказывают не о радиолах или мопедах, а о том, как отмывается пол. А в Одессе демонстрируют новую оранжерею. Десятилетиями люди строили заводы, фабрики, шахты и приспосабливались к ним, страдая от грязи и смрада. А теперь они решили приспособить их к себе, они поняли, что безопасность, гигиена и культура важны не менее, чем хорошая техника. Что самое главное на заводе - они сами, самое главное человек, который должен быть здоров, свеж и весел.

Да и само производство нуждается теперь в безукоризненной чистоте, в идеальной культуре. Недаром Лакшевиц радовался за свои станки: теперь они будут работать точно. О пылинках и точности во всем мире рассказывают множество удивительных историй. Ленинградские оптики, например, могут показать вам измерительный микроскоп. Было время, все жаловались: врет микроскоп. Ленинградцы долго ломали голову, что за напасть, и додумались делать их не черными, а белыми. И перестали врать микроскопы: боясь запачкать белоснежные приборы, сборщики стали чаще мыть руки, и детали сделались чище.

А почему мы то и дело чиним свои телевизоры и приемники? Пылинки! Американские инженеры, делающие гироскопы - приборы, которые управляют ракетами, знают, что, если хоть одна пылинка величиной с молекулу попадёт в гироскоп, ракета отклонится от цели на пять миль. Такие случаи бывали.

Да что молекула, бывает, и лишний атом портит всю музыку. Вы, конечно, слыхали, что только одному атому примеси разрешается присутствовать среди миллиона атомов полупроводникового кристалла. Окажись их десять, и это уж не полупроводник, а никудышный "загрязненный материал"^ И чтобы уберечься от лишних атомов, в цехе, где собирают гироскопы или изготовляют транзисторы, создается искусственный климат. Там ставят кондиционеры. Вентиляторы нагнетают воздух в масляные фильтры, воздух расстается в них со своими пылинками, потом его нагревают или охлаждают, насыщают влагой, и в цехе воцаряется постоянная температура и постоянная влажность, поддерживаемые автоматическими регуляторами. Малейшее колебание температуры или влажности способно исказить размер детали, а он должен быть выдержан с точностью иногда до десятитысячной доли миллиметра.

А тем временем сборщики моют руки мылом, потом трут их пемзой, ополаскивают спиртом, надевают нейлоновые халаты, перчатки и туфли и проходят в цех сквозь воздушный: душ -струи воздуха сдувают с них волоски и пылинки.! После обеда все это повторяется. Тем, кто делает гироскопы,, запрещено даже носить бороду и усы: а вдруг там застрянет коварная пылинка или крошка и полетит ракета неизвестно; куда.

Конечно, сверхточные приборы или транзисторы - изделия особые. Обычному же производству, наверно, достаточно хороших полов, уборочных машин, обыкновенной вентиляции. Кому еще нужна такая немыслимая чистота или постоянная влажность?

Оказывается, без искусственного климата нельзя прясть синтетическое волокно. Слишком сухие волокна заряжаются статическим электричеством, отталкиваются, перепутываются, и пряжа никуда не годится. И в прядильных цехах есть не только установки кондиционированного воздуха, но даже и бассейны. Бассейны находятся на крыше. Вода не дает потолку нагреваться от солнца. Такой цех построен недавно в грузинском городе Рустави.

И в Киеве есть такой цех. Окон в нем нет, внутри все залито люминесцентным светом, вместо дверей, как у космического корабля, шлюзовые камеры, станки стоят на резиновых подушках. Это для того, чтобы они не вибрировали - вибрация враг точности. Инженеры называют цех термоконстантным, а рабочие - цехом уравновешенного характера. И предназначен он не для гироскопов и не для транзисторов - в нем изготовляют обыкновенные станки. Просто станки надо теперь делать так же тщательно, как и приборы. Чем точнее сделан станок, тем он лучше обработает деталь.

Очень многим производствам требуется микроклимат. Вернее, не многим, а всем. Ведь постоянная температура и влажность, идеальная чистота и свежий воздух нужны каждому человеку. Но устроить микроклимат можно, увы, не везде. Есть тысячи заводов и фабрик, построенных давно. Двери там распахиваются прямо во двор, и окна пропускают тепло. Есть целые отрасли, где кондиционеры почти бесполезны, например металлургия. Сотни людей - инженеры по технике безопасности, гигиенисты, изобретатели заботятся о том, чтобы работники горячих цехов, доменщики и сталевары, не изнывали от жары и дышали бы свежим воздухом. Целую книгу можно было бы написать о форсунках, разбрызгивающих воду, о пропеллерных водораспылителях, асбестовых экранах и особых масках, защищающих людей от искр и горячих инфракрасных лучей, о рационе металлурга: какое он мясо должен есть, и какую воду пить, и почему она должна быть соленой.

Вот из шлюзовой камеры выбирается в космос Алексей Леонов. Он одет в высотный скафандр - сложнейшее сооружение с особым микроклиматом и особой техникой безопасности. Там и прибор, подающий кислород, и прибор, обогревающий стекла, чтобы они не запотевали. Одна оболочка скафандра отражает солнечные лучи, другая сохраняет постоянный объем скафандра, третья - герметизирующая, четвертая защищает космонавта от жары или от мороза. Прямо слоеный пирог. А есть еще вентиляционные трубки, миниатюрные кондиционеры - всего и не перечислишь, что придумали космическая медицина и космическая техника безопасности. Особый случай? Сегодня - да. А завтра такие скафандры наденут для работы в космосе инженеры, монтажники, сварщики, геологи.

Техника безопасности работает и в космосе, и на земле, и в океане. Ни один цех не вступит в строй, пока не получит разрешения инженера по технике безопасности. И разрешение врача-гигиениста. Наведите порядок, говорят они, позаботьтесь о здоровье и безопасности людей, возьмите каждую мелочь на учет, а потом уж принимайтесь за красоту.