О пользе грязных пятен

Возражать трудно, даже невозможно. Но что-то надо делать. Человек должен работать в благоприятном цветовом окружении, и не один, а целые коллективы людей. У каждого свои вкусы, свои привычки - как угодить им? И вместе с тем нельзя забывать и о свойствах отдельных цветов, о том, что глаза утомляются у всех почти одинаково. Можно ли найти выход из положения?

Можно. Цвет - это прежде всего главный эстетический элемент среды. И чувство цвета - главное эстетическое чувство. Ясно, что основной эстетический элемент должен взять в свои руки тот, кто судит о нем с позиций в первую голову эстетических. Это не инженер, не физиолог, не психолог и не живописец, а организатор пространства - архитектор. Или художник-декоратор.

О пользе грязных пятен

Он, архитектор, вовсе не отменит рецепты физиолога, как не отменили их ни Островенец, ни Карклиньш. Он включит их в свои познания и добавит к ним все, что подскажет ему опыт архитектуры, его собственное чутье художника, все, что посоветует ему психолог-колорист, светотехник, даже социолог. Цветовая среда нуждается в комплексном решении, ибо человек сталкивается в ней с целым комплексом воздействий. И благодетельный зеленый цвет займет тогда подобающее ему место в согласном хоре тонов и оттенков, именно в хоре. У него будет своя партия в оратории. Только не сольный концерт! Физиология зрения необходима архитектуре, как грамматика поэту, не более.

"Оргстанкинпром" показал людям могущество цвета, вернее, просто показал цвет после засилья серо-черного. И люди, насладившись открытием, затосковали по всей радуге цветов. Зелень есть, но нет неба, нет солнца, нет красоты. Проект "Оргстанкинпрома" оказался удручающе некрасив. Что пользы в одной пользе, не хлебом единым жив человек.

Мы занимаемся цветом лет семь. За границей - лет сорок. Архитекторы, исследовав все достоинства и недостатки проекта Рабкина и Нижегородцева, все опыты рижан и тал-линцев, решают присмотреться и к опыту зарубежных коллег. Что полезного придумали американцы, французы, немцы?

Вот самая первая теория - теория динамического цвета. Возникла она в США в середине двадцатых годов, в эпоху расцвета конвейерной системы. Динамисты, подобно физиологам, придавали самостоятельное значение отдельным цветам и стремились так подчеркивать их, чтобы держать рабочего в постоянном напряжении. Некоторые из динамистов ради экономии электроэнергии предлагали окрашивать цехи в белый цвет; кроме того, говорили они, белое заставит всех быть аккуратными. Что из этого вышло, показывает случай, произошедший на одном рефрижераторном заводе. После того как машины стали белыми, рабочие и вовсе перестали заботиться о чистоте. Уход за машиной из операции побочной превратился в основное занятие; оно вывело их из терпенья, и они на всё махнули рукой. Впоследствии один из колористов опубликовал заявление, в котором доказывал, что и потолок не должен быть белым. Холоден и неуютен такой потолок.

Динамисты, выдумывавшие самые немыслимые проекты, один другого бесчеловечнее, в конце концов потерпели крах. Производительность труда стала падать, и предприниматели, подобно обувному фабриканту, поняли, что надо считаться с людьми. Иначе прогоришь. И тут настало торжество теории оптимальных цветов, то есть цветов, благоприятных с физиологической точки зрения. Теория эта сродни взглядам Раб-кина. Наступило "всеобщее озеленение".

Потом взяли верх функционалисты, стремившиеся подчеркнуть цветом отдельные звенья технологического процесса. Зеленый остался, но пользоваться им стали осторожно, особенно после того, как на одном из заводов зеленые пластмассовые детали исчезли на фоне зеленых станков.

Появилась и теория трехмерного видения. Процесс работы, говорят сторонники этой теории, должен быть виден с трех сторон. Надо четко очертить и рабочую зону, и силуэт машины, и контуры детали. Машина может быть какой угодно, хоть черной, а движущиеся ее части, например, цвета слоновой кости. Главное, чтобы все было отчетливо видно, это окупит все физиологические и психологические "издержки". Идея, конечно, неплохая, как полагают наши архитекторы, но с пренебрежением к психологии вряд ли можно согласиться.

Американцы стараются учесть многое: и свойства отдельного цвета, и сочетания цветов, и объем цеха, и освещение, и тип машин, и характер работы, но все-таки основные их усилия сводятся к тому, чтобы установить правильный контраст, дать отдых глазам, предупредить об опасности. Это очень важно, но этого мало. У них нет еще теории, которая бы не оставляла за бортом психологическое и эстетическое восприятие. Такие теории надо поискать не в Америке, а в Европе.

Искания европейских колористов связаны прежде всего с именем Жака Вьено, основателя французского института технической эстетики и учения о "психологическом климате". "Цвет, - говорил Вьено, - способен на все: он может родить свет, успокоение или возбуждение. Он может создать гармонию или вызвать потрясение; от него можно ждать чудес, но он способен вызвать и катастрофу... Мы хотим видеть цвет пространственным, а пространство цветным".

Последователи Вьено заботятся о том, чтобы цвет помог связать здание и оборудование в единый ансамбль, чтобы он информировал человека о назначении предметов и об опасности. Они выдвигают идею "колористического шока": цвет должен не держать человека в напряжении, как считали динамисты, а, напротив, снимать психологическую усталость. Никакой абсолютизации отдельных цветов, никакого акцента на благоприятные средние волны - самое главное индивидуальный, конкретный подход к определенному цеху.

Ученик Вьено, Филласьер, приходит на фабрику копировальной бумаги. Работниц раздражают пятна от химика-лиев, и художник делает в цехе пятнистые поверхности, на которых "раздражители" исчезают. А Жорж Патри стремится связать "психологический климат" с географией: не абстрактный полезно-красивый интерьер, а интерьер в духе местных обычаев и декоративных традиций. Это чрезвычайно нравится работницам прядильной фабрики в Лилле.

Можно спорить по поводу "колористического шока", но идея Патри, по-моему, бесспорна. В рекомендациях "Оргстан-кинпрома" северянам предлагались цвета потеплее, а южанам попрохладнее. Я думаю, тут надо спросить самих южан и северян. Не станет ли южанину неуютно и тоскливо среди цветовой прохлады, он же привык к темпераментным краскам? Не утомит ли северянина буйство теплых тонов? По идее "Оргстанкинпрома" производственный интерьер в Грузии должен быть голубовато-зеленым. Я не знаю, как грузины относятся к голубому и зеленому, но знаю, что их декоративные традиции связаны с черным и серебряным.

Любопытна теория немца Фрилинга и швейцарца Ауэра. Они полагают, что все цветовые представления человека - бессознательное отражение представлений о распределении цвета в природе. В них царит цветовой круг: от солнца к небу, от неба к земле, от красного и желтого к голубому и зеленому, от них к более темным тонам. Человеку кажется естественным лишь то, что соответствует этому кругу. Это значит, что белый потолок и впрямь ненатурален, что он должен быть солнечно-желтым. Несущие части, колонны и балки, тоже не должны застывать в белом безмолвии, как у "Оргстанкинпрома": в природе нет белых конструкций. Функционалисты окрашивают в зеленый вертикальные лесенки в цехах, - это ошибка: в природе зеленый по преимуществу связан с горизонтальными поверхностями. Фрилинг и Ауэр провозглашают культ природы, культ естественных ассоциаций, они ссылаются на Гёте; у него тоже была мысль о том, что цвет приятен.

Лишь тогда, когда он соответствует природе; зеленое небо показалось Гёте ненатуральным.

Теория цветового круга весьма человечна, она выглядит убедительно, но у нее неизлечимый порок: она претендует на универсальность, в ней нет места национальным традициям, особенностям производства (вспомните пятна от химикалиев), физиологии зрения, тонким психологическим нюансам. Индивидуальный подход французов кажется мне более жизненным и гуманным.

"Студия освещения и цвета" поляка Урбановича решает иные задачи. Нас не шокируют черные ткацкие станки на фабрике в Калише, на которых ткут белую ткань. Контраст резок, но ведь это станки-автоматы, тут не ручная работа. Серый потолок, быть может, и скучноват, зато он не бросает блики на машины. От черного и серого глаз отдыхает на оранжевых полосах, которые тянутся вдоль цеха и создают ощущение пространства. Вообще здесь главное ощущение - весь цех целиком, длинный ряд сводов из прозрачного стекла. Обилие естественного света, простор! Пейзаж за стенами кажется продолжением цеха.

Вот ответ Фрилингу и Ауэру. Стоит ли освобождать цвет от рамок физиологии или функции, то есть от того, чтобы он только сообщал об опасности, подчеркивал звенья технологии и так далее, и заключать его в новые рамки, рамки цветового круга? Не естественнее ли соединить человека с природой почти буквально, через прозрачные плоскости, ограждающие его лишь от холода или дождя? Это же проще, чем ломать голову над цветом вертикалей и горизонталей; нередко то, что войдет в цветовой круг, вступит в противоречие с функцией или физиологией, которых нельзя сбрасывать со счета.