Часть третья

Генератор в рубашке и под зонтиком

Мы с вами познакомились с технической эстетикой, которую сами ее представители определяют как науку о взаимоотношениях и связях человека со средой и предметами его труда.

В этой новой науке слились воедино очень важные для человека элементы гигиены, физиологии, психологии и вместе с тем - цветоведения и материаловедения, акустики и светотехники, декоративного искусства и архитектуры. Это целый сплав наук и искусств. Специалист по технической эстетике должен знать всё на свете, потому что необычайно сложна, неисчерпаема среда, в которой приходится работать человеку, сложен и неисчерпаем сам человек. И то и другое-это целый мир.

Рабочая обстановка на заводах и фабриках, в институтах и в лабораториях обновляется теперь полностью, иногда ее и узнать невозможно. Человек больше не приспосабливается к ней, ее приспосабливают к человеку - к его зрению и слуху, к обонянию и осязанию, ко всем движениям его души. Техническая эстетика становится важнейшей частью научной организации любого труда, умственного и физического. Ее роль ничуть не меньше, например, роли кибернетики: она очеловечивает все, что создает производство, очеловечивает и само производство.

Веком людей, а не техники хочет она сделать нашу эпоху. Веком людей, которые хотя и окружили себя техникой, но нисколько не подчинились ей. Задача ее благородна и увлекательна.

Однако задача эта непростая, и одной технической эстетике она не под силу. Слишком хитра и неподатлива техника. Есть множество областей, где чары технической эстетики слабеют, где она просто не знает, чем помочь человеку.

Однажды в одной из наших небольших энергосистем одновременно отключилось несколько мощных генераторов. На оставшиеся генераторы мгновенно пала огромная нагрузка. В таком напряженном режиме они могут работать всего несколько минут, а потом - потом авария, гаснет свет в домах, застревают между этажами лифты, останавливаются электропоезда, застывает металл в печах, вылетают в трубу тонны ценного сырья в химических аппаратах.

Чтобы синхронизировать, как говорят энергетики, и вновь загрузить отключившиеся генераторы, требуется минут пятнадцать. Дежурный оператор сделал это за три минуты. Как это у него получилось, понять никто не мог и меньше всего он сам. Это было сверхчеловеческое напряжение всех духовных и физических сил.

Энергосистема продолжала работать. А оператор был немедленно отправлен на курорт. Врачи предписали ему строжайший санаторный режим. За три минуты немыслимого напряжения четырехнедельный отпуск!

В прологе я сравнил такого оператора с отважным героем Ростана, который молниеносно выхватил шпагу и мастерски отразил нападение бандитов. Тут многое совпадает: и молниеносность, и мастерство, и даже отвага, не совпадает лишь мера ответственности. Сирано де Бержерак отвечал за себя, а наш оператор за тысячи людей, которые могли остаться без света. Вы можете возразить: никто бы не спросил с него, если бы он не успел синхронизировать генераторы, никому бы и в голову не пришло, что человек управится за три минуты. Да, он не был бы виноват, если бы ему не удалось, но сам бы себе он этого не простил. Он не стал прикидывать-хватит времени или нет, он не раздумывая кинулся к рукояткам: порыв человека, который не только сознает свою ответственность, но и весь проникнут ею до последней клеточки.

Но вот случай совершенно противоположный и очень странный.

На контрольном пункте крупной электростанции дежурил такой же оператор. Вдруг раздался аварийный сигнал сирены- что-то случилось или вот-вот случится. Надо немедленно действовать - отражать внезапное нападение, повернуть нужные рукоятки, нажать кнопки.

Оператор встает и... уходит с поста. Уходит вообще. Домой уходит.

Генератор в рубашке и под зонтиком

Безответственность? Нет, это был дисциплинированный человек, прекрасно понимавший, что такое авария.

Неопытность? Нет, он проработал на станции лет пять и мог найти нужную рукоятку с закрытыми глазами.

Он ушел неизвестно почему, он и сам не помнил и не понимал, как это случилось. Как тыняновский писарь, который сел переписывать бумагу и "мгновенно позабыл о приказе, хотя тот был много спешнее".

Вообще-то впоследствии стало известно, почему он ушел. Объяснение этому странному поступку дали инженерные психологи- представители той науки, которая, как вы помните из пролога, и родилась ради того, чтобы помочь операторам.

Но прежде чем говорить о ней, посмотрим, что может сделать и делает для оператора техническая эстетика и где кончаются ее владения.

Художник или архитектор, посоветовавшись с гигиенистом, физиологом и психологом, проектирует интерьер цеха, в котором люди работают целый день, управляя машинами или станками непосредственно. Но есть ведь и другие цехи - цехи-автоматы, где людей или очень мало или совсем нет.

В такой цех время от времени заходит наладчик или опытный слесарь - проверить, всё ли в порядке, исправить вышедший из строя механизм, перевести машины в иной режим.

Что должен делать с таким цехом архитектор? Его не занимает ни проблема зрительного комфорта, ни контрасты между деталью и фоном, ни психологические ассоциации. Ему надо помочь наладчику быстро найти неисправность, разобраться в оборудовании и всевозможных коммуникациях- шлангах, проводах, трубах. Для этой цели хороши любые цвета, лишь бы у человека не рябило в глазах от разнообразия оттенков.

И он ставит черные станки, как это сделал Урбанович в Калише. Если же станки, вытянутые в линию, выполняют различные операции, он разбивает их на группы по видам обработки: токарные делает лиловыми, фрезерные - синими, сверлильные - голубыми, шлифовальные - зелеными или белыми. Целый спектр - и красиво, и можно быстро найти нужный станок. А все они соединены красной лентой транспортера, по которому движется изделие от операции к операции. Таким представляет себе цех-автомат подшипников московский художник Рессин, и инженеры соглашаются с ним без всяких оговорок.

Цехи-автоматы можно сделать совершенно великолепными- почти никаких ограничений со стороны физиологии или психологии. Напротив, любой психолог поддержит художника, если тот захочет создать из цеха-автомата праздничный символ радостного труда.

Однако цехов-автоматов не так уж много и будет их тоже немного, хотя производство в целом идет по пути автоматизации. Этот парадокс стали осознавать совсем недавно, года три-четыре, а до тех пор было очень модно говорить о постепенном переходе к цехам-автоматам. Был такой лозунг: "От станков-автоматов к автоматическим линиям, от линий к цехам, от цехов - к заводам-автоматам!"

В этот лозунг внесли поправки и инженеры-технологи, и экономисты, и кибернетики. И от лозунга ничего не осталось, хотя остались и станки-автоматы, и линии, и цехи, и заводы-автоматы. Просто все стало на свое место.

Известный наш специалист по кибернетике, доктор технических наук Александр Яковлевич Лернер, рассуждает так:

- Мы привыкли к тому, что производственное предприятие- это здание, в котором стоят машины и аппараты и работают люди. Но что такое это здание, что такое цех? Это гипертрофированная квартира кустаря-ремесленника. По существу здание сегодня больше нужно людям, чем машинам. А защитить машины от дождя, снега, ветра или пыли можно гораздо проще и гораздо дешевле - достаточно заключить их в особые защитные рубашки - кожухи или нанести на них покрытия из особых влагонепроницаемых или не боящихся коррозии материалов.

Уже сейчас во многих отраслях промышленности не строят цехи. Автоматизированные агрегаты ставят прямо под открытым небом. Каждый из вас, должно быть, видел открытые электрические подстанции. Есть открытые котлы, химические аппараты, ректификационные колонны, реакторы. Вы не найдете цехов на Ярославском нефтеперерабатывающем заводе и машинного зала на Кременчугской гидростанции. Генераторы стоят там под большими зонтиками. Цехи нужны людям, а раз нет людей, раз машины работают сами, нет и цехов. Заводы, которые в "Гипрокаучуке" собирают из кубиков,- это заводы без цехов.

Лернер уверен, что в зданиях будут находиться лишь немногие агрегаты и машины, нуждающиеся в особой защите. Например, особо точные станки. Основная же масса техники разместится на воздухе или уйдет под землю. Машинам не нужен ни естественный свет, ни живописный ландшафт за окном, ни просторный интерьер. Людям же на земле останется больше места и больше воздуха.

Многие представляют себе автоматизированные заводы будущего как светлые залы, где вдоль автоматов, оживленно беседуя или сосредоточенно насупясь, прохаживаются люди. Ничего подобного! Скорее всего, технологи постараются создать в этих залах нечеловеческие условия. Прогуливайтесь в парке, скажут они, а в зал - ни-ни.

Не удивляйтесь. Технологи давным-давно держат в запасе мощные радиоактивные излучения, химически активные вещества, вроде мышьяка или хлора, высочайшие температуры, глубокий холод. Все это оружие они бы с удовольствием пустили в ход, так как оно является могучим катализатором, а иногда и единственным условием многих технологических процессов. Но нельзя - опасно для жизни и для здоровья. Нельзя до той поры, пока инженеры и математики не придумают, как такой процесс полностью автоматизировать. Как только это произойдет, тотчас будет налажено производство, налажено и упрятано подальше и поглубже - не в здание, а в какой-нибудь подземный бункер.

Конечно, архитектору или физиологу делать там будет нечего. Придет врач, проверит, хорошо ли загерметизирован цех, или, вернее, помещение, где протекают опасные процессы, исследует слесарей-ремонтников, побывавших в этом аду в особых скафандрах, сделанных по всем правилам техники безопасности. И всё. Никакой технической эстетики, никакой красоты и психологических нюансов. Красота наверху, в парке.

И на посту управления производством. Там, где работают операторы, командиры адских машин.